Книга Дмитрия Зыкина «Как оболгали великую историю нашей страны» ставит задачей по-новому осветить важнейшие события исторической жизни нашей страны начала XX века, такие как русско-японская война, революция 1905-1907 гг., Первая мировая война, Февральская революция, и дать оценку утвердившимся в историографии толкованиям этих событий.

Жанр книги – историческая публицистика – очень востребован сегодня, поскольку играет неоценимую роль в привлечении интереса широких читательских кругов к отечественной истории. Этот жанр имеет свою специфику: автор должен обладать даром полемиста, владеть материалом по обширной проблематике, но без того, чтобы перегружать работу большим количеством ссылок на специальные исследования и документы. По моему убеждению, Дмитрий Зыкин в полной мере обладает всеми необходимыми качествами, поэтому его книга читается с неослабеваемым интересом.

Представленный Дмитрием Зыкиным материал подводит к однозначному выводу: так называемая Февральская революция была результатом заговора помешанных на республиканских идеях оппозиционных сил России, идеях, проросших, как раковая опухоль, в самое высшее военное руководство Российской империи. Хаосом, созданным внутри Российской империи из-за «отречения» императора Николая II (за последнее время стало доступно много материалов, свидетельствующих о том, что «отречение» было, в лучшем случае, получено в результате грубого принуждения), воспользовалось, в конечном итоге, военное командование Германии и руками большевиков во главе с Лениным развалило государственный аппарат России. А поскольку для утверждения своей политики большевикам надо было сломить и российское общество, ими была развязана гражданская война согласно ленинскому плану. Хорошо известен ленинский тезис о необходимости превращения империалистической войны в гражданскую. Военный историк С.В. Волков квалифицировал позицию Ленина уже в начале Первой мировой войны как государственную измену, имея в виду данный ленинский тезис и его призыв работать на поражение собственной страны.

Сформулированный вывод убедительно раскрывается автором на примере анализа ряда привычных нам стереотипов по русской истории, которые по сути являются антироссийскими мифами черного пиара. В данной рецензии будут рассмотрены такие из них как: 1.) русско-японская война показала гнилость царского режима; 2.) страдающее русское крестьянство, жившее в голоде и прозябавшее в бедности и безземелье; 3.) Россия была отсталой в экономическом и социальном отношении страной, народ был безграмотен и не имел доступа к образованию. И венчает эту пирамиду стереотипов генеральный вывод: тяжелое положение народных масс обострило социальные противоречия, что достигло своего пика в ходе мировой войны, когда выступления голодных толп в конце февраля 1917 года привели к свержению «прогнившего режима», а Февральская революция и свержение самодержавия были спасением России, поскольку война была «затяжная и неудачная».

Все это, как убедительно показывает Дмитрий Зыкин, на деле оказывается мифами, взятыми «на вооружение антигосударственной публицистикой еще до революции 1917 года» и использованными разнородными оппозиционными силами в качестве информационных технологий для осуществления антигосударственных планов, а позднее – для придания исторической легитимности безответственным деяниям высокопоставленных заговорщиков и их стремления переложить историческую вину на свергнутого императора.

Поскольку тема создания историко-политических мифов для обслуживания прагматических политических потребностей перекликается с областью моих исследований – феноменом выдуманных историй в западноевропейской историографии, то книгу «Как оболгали великую историю нашей страны» я прочла с особым, профессиональным интересом, в результате чего и появилась данная рецензия-размышление.

Первое, на что я обратила внимание, это – совпадение авторской позиции с моими предположениями о том, что в российском либерализме и в российских левых течениях общественной мысли изначально оформилась деструктивная струя, разлагающе действовавшая на духовную жизнь российского общества. Поясню, что я имею в виду. В западноевропейской общественной мысли в периоды перелома, известные как эпохи Возрождения и Просвещения, сложился феномен выдуманных историй с возвеличиванием исторического прошлого западноевропейских стран для создания консолидирующих общество информационных технологий и для воспитания здоровой национальной идентичности на образах «светлого прошлого». Запад в период с XV по XVIII вв. вырос и укрепил национальное самосознание на традиции возвеличивать свою историю, но развил также практику поливать грязью соседские истории, что стало ядром информационных войн вплоть до наших дней.

В России с начала 19 в. стала складываться иная традиция – традиция возвеличивать историю западных соседей и поливать грязью русскую историю, что на практике вылилось в информационную войну против собственной страны. Ход этой традиции в жизнь российского общества дали представители либеральной и левой мысли XIX в., свято уверовавшие в то, что весь свет идей – только с Запада и что надо встать на тот путь развития, которым идет Запад, включая и революционные «преобразования», и тогда в России начнется «естественный прогресс» (выражение П.Чаадаева). На этом «идейном» фоне стала развиваться литература с «направлением» и публицистика, красившие и историю России, и ее настоящее беспросветно черным цветом.

Достоевский так писал об этих представителях российской общественной мысли: «…русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать… Эту ненависть к России, еще не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова «любовь к отечеству» стали стыдиться…».

Вот и получилось так, что на Западе возник феномен выдуманных историй для возвеличивания собственного прошлого, а в России в XIX в. стал распространяться феномен выдуманной истории, искусственно принижавший прошлое страны. Для меня исследование подобных мутаций российской общественной мысли было интересно потому, что я выявила защитную роль «прогрессивно-демократического» лона для норманнской теории, которая естественно воспринималась оппозиционной когортой как отражение «передовых» западных взглядов в исторической науке.

В книге Дмитрия Зыкина основной упор сделан на то, чтобы показать, что «прогрессивные круги» не ограничивались, как он пишет, «пропагандистской трескотней», а пытались применять западноевропейские утопические идеи как руководство к действию для свержения государственной власти.

Известно, что в этих «кругах» еще в XIX в. выделились люди, фанатично убежденные в том, что для достижения своих «прогрессивных» идеалов можно идти на вооруженные действия, на политический террор, чтобы получилась революция «как на Западе». Хорошо известно также и то, что после выступления декабристов с участием гвардейских офицеров в последующие за этим выступлением десятилетия революционное движение в России состояло из так называемой разночинной интеллигенции. И невзирая на омерзительные факты «революционного» террора 70-х – 80-х годов XIX в., который сами их вершители воспринимали как некий героический путь на Голгофу во спасение народа, а также несмотря на то, что в российских образованных кругах того времени постепенно распространилось убеждение, что порядочные люди в России должны обязательно числиться среди «сочувствующих и негодующих», никакого реального политического потрясения разночинная интеллигенция в России бы не произвела, поскольку ее представители не обладали ни достаточными материальными средствами, ни реальным политическим весом.

Однако к началу XX в. ситуация изменилась, что хорошо представлено в книге Д.Зыкина. Во-первых, оппозиционные веяния проникли в высшие эшелоны российского общества, где идея о том, что самодержавная монархия в России должна быть свергнута и заменена республикой (чтоб как во Франции!) или конституционной монархией (чтоб как в Англии!) нашла своих приверженцев. Они развернули подрывную деятельность против царской власти, которая приняла особо отвратительные формы в период русско-японской войны. Во-вторых, появление влиятельной оппозиции в России, естественно, привлекло к ней внимание западноевропейских «инвесторов», в частности, Великобритании.

На мой взгляд, именно показ того, что в начале XX в. произошло качественное перерождение российской оппозиции, которую в указанный период стала представлять часть правящей и промышленной элиты российского общества, является самым сильным концептуальным моментом книги Дмитрия Зыкина, ибо этим разрушается вся ортодоксальная картина истории революционной борьбы в России, согласно которой на смену разночинцам пришли рабочие организации, во главе которых встали вооруженные марксистским учением социал-демократические партии, которые и повели народ вперед, к светлому будущему. И рабочие организации, и левые партии, разумеется, появились в указанный период, но в официальной историографии замели под ковер важнейший факт того, что радикалы-марксисты изначально стали финансируемым инструментом в руках влиятельных российских оппозиционных кругов, имевших поддержку и за рубежом. Только вернув это звено, изъятое из цепи исторических событий русской истории, мы получаем реалистическую картину того, что и почему произошло в русской истории в период с русско-японской войны и по большевистский переворот 1917 г.

Итак, рассмотрим мифы черного пиара.

1. Русско-японская война. Как известно, Япония без объявления войны в конце января 1904 года атаковала русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, а вслед за этим со стороны Японии последовали дальнейшие враждебные действия, приведшие к осаде Порт-Артура с лета 1904 года и его вынужденной сдаче в декабре 1904 года. Казалось бы, в обстановке, когда отечество в опасности, общество должно консолидироваться и всячески содействовать победе, оказывать поддержку своей армии и правительству. Вместо этого оппозиция в России начала войну против своего государства, вошедшую в историю под названием русской революции 1905-1907 гг.

Жертвами политических террористов в этой войне за период 1905-1907 гг. стали девять тысяч человек. Начиная с весны 1905 г. организовывались массовые стачки и политические забастовки во многих крупных городах, саботировалась работа на промышленных предприятиях, на железных дорогах, нарушалась нормальная жизнь общества. В июне начались вооруженные восстания на Черноморском флоте, самым мрачным примером в которых сделалось восстание на броненосце «Потемкин» в июне 1905 г. Этому восстанию предшествовала «всеобщая стачка» в Одессе, которая парализовала жизнь города и причинила гигантский материальный ущерб, поскольку сопровождалась погромами, вооруженными столкновениями, уличными беспорядками.

И все это происходило во время войны, которую Россия вела против агрессора Японии. В конце февраля 1905 г. японская армия атаковала русскую армию под Мукденом. Мукденское сражение продолжалось до начала марта, когда русское командование приняло решение об отступлении. В мае 1905 г. произошло Цусимское морское сражение, закончившееся катастрофическим поражением русской эскадры под командованием З.П.Рожественского. А параллельно с названными крупнейшими сражениями (одно – сухопутное, одно – морское) организовывались «революционные» действа, т.е. одновременно с тем, как гибли русские, в разных концах Российской империи оглупленные химерными лозунгами «Долой самодержавие» и «Да здравствует республика» их приверженцы саботировали работу железных дорог и фактически подло стреляли в спину собственной армии.

О.Бальзак, имевший вместе со своими соотечественниками незавидную честь наблюдать превращавшееся в бессмыслицу чередование монархического и республиканского режимов в истории Франции, в романе о правлении Екатерины Медичи с грустью заметил, что «идеей свободы можно оправдывать все, что угодно». Да, есть идеи, которые разлагают человеческую личность настолько, что ради их осуществления приверженцы, действительно, идут на что угодно, не гнушаясь и предательством.

События так называемой первой русской революции даже в кратком изложении поражают своим масштабом. Совершенно очевидно, что за ними должны были стоять влиятельные, пусть и скрывавшиеся в тени организаторы, а также немалое финансирование, как минимум, для приобретения оружия. Все эти вопросы находят освещение в книге Д.Зыкина.

— Интересно посмотреть, откуда у революционеров взялось оружие, — ставит автор вполне легитимный вопрос и в качестве ответа рассказывает историю парохода «Джон Графтон», который был куплен в Лондоне для доставки оружия российским революционерам. Как видим, «революция» делалась не на медные деньги.

Но только финансовой поддержки, пусть даже с участием иностранных «инвесторов», всё равно было бы недостаточно для разворачивания такой масштабной антиправительственной деятельности. И Д.Зыкин показывает, что имел место и сознательный саботаж, нити которого вели на самый верх государственного и военного аппарата, причем, саботаж, затрагивавший и военные действия. Ведь неудачи русской армии – это тоже был удар по Николаю II и оправдание преступлений «революционеров». Примером такого саботажа, по мнению Д.Зыкина, являются действия адмирала З.П.Рожественского, которые привели русскую эскадру к полному разгрому в Цусимском сражении. Аргументы, которые автор привел в подтверждение данного вывода, мне представляются убедительными. Аналоги политического цинизма подобного рода встречаются и в истории других стран в разные периоды, когда для достижения намеченной цели не жаль уничтожить несколько тысяч своих граждан.

В сложившейся ситуации Николай II принял мудрое решение заключить мир с Японией для того, чтобы освободить силы для ликвидации очага внутренней смуты. При этом он поступился и собственным престижем, и военной победой, которую заслужила русская армия. О том, что ни Мукден, ни Цусима не поставили русскую армию на грань поражения в войне, также убедительно говорят приводимые в книге факты, в частности, данные из документов военного совещания, собранного Николаем II после Цусимского сражения, участники которого были едины в своем мнении о том, что Россия может продолжать войну с Японией. Однако это было невозможно, когда внутри страны шла война, развязанная оппозицией.

И развитие событий в «революции 1905 года»: вооруженные восстания на Черноморском флоте июня-ноября 1905 года, крупные вооруженные восстания в Петербурге и Москве, а также в других крупных городах осенью-зимой 1905 года – все это показало, что заключение Портсмутского мира в августе 1905 года было мудрым решением, поскольку позволило выиграть войну с революционным терроризмом, вооруженным антиправительствованными лозунгами. Итак, стереотип: русско-японская война показала гнилость царского режима – лишен исторического основания, как убедительно показал Д.Зыкин в своей книге.

2. Миф о голоде в России. Относительно рациона питания крестьянства в книге Д.Зыкина приводятся результаты исследований питания крестьян из 13 губерний Европейской России за период 1896-1915 годов. Потребление включало следующий набор продуктов: хлебные, картофель, овощи, фрукты, молочные, мясо, рыба, масло коровье, масло растительное, яйца и сахар. Согласно исследованиям, потребление в калориях составляло: взрослый мужчина из бедных слоев крестьянства потреблял в сутки 3182 ккал., середняк – 4500 ккал., из богатых – 5662 ккал.

За последние годы было опубликовано немало исследований, которые подтверждают аргументированность вывода Д.Зыкина о том, что бедственное положение народа, особенно крестьянства в царской России является мифом и антироссийским черным пиаром. Но общественное сознание российского общества с трудом воспринимает подобные выводы, что видно и из читательских комментариев на Переформате относительно публикаций Д.Зыкина по означенной теме. В силу этого представляется нелишним дополнить мою статью и данными других исследователей, чтобы показать, что Д.Зыкин отнюдь не одинок в позитивных оценках правления Николая II.

Один из авторов Переформата историк В.Д.Пузанов сообщает, например, о том, что в царствование императора Николая II быстро росло благосостояние населения. Показателем этого стал демографический рост. За 20 лет население увеличилось на 50 млн. человек (на 40%). Потребление основных продуктов выросло более чем в два раза. Вклады в сберегательных кассах выросли с 300 млн. в 1894 г. до 2 200 млрд. в 1913 г. Английский писатель М. Беринг, пробывший в России несколько лет, писал: «Широкие массы, крестьянство, в лучшем экономическом положении, чем когда-либо». Тогда же один из самых крупных экономистов мира Эдмон Тэри по заданию французского правительства изучил состояние русской экономики и сделал вывод: «Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 гг. идти так же, как они шли с 1900 по 1912 гг., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении».

Сельское хозяйство России, согласно данным Пузанова, развивалось в этот период ускоренными темпами. Традиционно Россия являлась крупнейшей сельскохозяйственной страной мира, пишет Пузанов, и своими продуктами снабжала государства Европы. За 20 лет правления Николая II сбор урожая хлебов удвоился, вырос с 2 млрд. до 4 млрд. пудов. В 1913 г. урожай хлебов был на ⅓ выше, чем в трёх других крупнейших сельскохозяйственных странах – Аргентине, Канаде и США – вместе взятых. Россия давала ¼ мирового производства хлеба и занимала 1 место в мире по общему объему сельскохозяйственной продукции.

Но комментарии на Переформате к статьям Д.Зыкина явно отражают распространенную тенденцию, которую замечаешь и на других форумах и в социальных сетях и которую в общем плане можно было бы сформулировать так: любая попытка дать позитивную картину исторического развития русской истории, особенно, русской истории второй половины XIX в. встречает упрямое неприятие и яростно атакуется с помощью надерганных цитат различного качества и происхождения. Цитаты сплетаются в обобщенный образ вечно страдавшего при царизме русского народа.

Если освободить эту тенденцию от общих взглядов и случайных соображений, то она оказывается ничем иным, как попыткой доказать абсурдную идею, что голод при советской власти, в частности, голодомор в Поволжье и на Украине в начале 30-х годов, был таким же обычным делом, как голод в царской России «на протяжении всей истории» и что тот голод в России носил системный характер, т.е. был вызван внутренними пороками системы, поскольку царское правительство не могло.., не обеспечивало.., не справлялось и пр. И в качестве заключительного аккорда: все это неизбежно привело к падению царского режима. То есть образ вечно голодавшего русского народа, созданный в историографии – краеугольный камень в поддержку революционной теории, наиболее полно выраженной в работах классиков марксизма-ленинизма: в силу того, что положение народных масс постоянно ухудшается, то единственный выход из ситуации – это революция, которую совершает народ в борьбе за свое освобождение и утверждение справедливого общества. Все послемарксовское развитие показало утопичность этой теории, но это особая тема.

Однако выдуманная русская история, базирующаяся на концепции «темного прошлого» и «проклятого царизма», начинает истончаться и исчезать, например, при сравнении жизни российского крестьянина с жизнью крестьянства в странах Западной Европы в XIX в. Тогда становится ясно, что Западная Европа страдала от голодных лет вследствие случавшихся неурожайных годов больше, чем Россия, поскольку в России имелись лучшие природные условия для выращивания зерновых культур. Соответственно, хлеб и каши составляли основу рациона народа (каша была «вторым хлебом» в русском рационе, а не картофель; вторым хлебом, думаю, он стал только при советской власти). На Западе, особенно, в странах Северной Европы долгое время бóльшую роль играли корнеплоды (свекла, капуста), а выращивание пшеницы и особенно ржи ограничивалось отдельными областями, соответственно, природным условиям.

Поэтому начало активной культивации картофеля с XIX в. стало истинным спасением для простых людей во многих странах Западной Европы, а неурожаи картофеля приводили к страшным катастрофам. Одной из таких катастроф был голод в Ирландии в 1845-46 гг. Картофель стал не только основой, но просто единственной пищей простых ирландцев в первой половине XIX в. Поэтому неурожай картофеля в 1845 г., а потом последовавшая в 1846 г. эпидемия грибковых заболеваний картофеля (картофельная чума и др.) унесли, по существующим данным, порядка 1 миллиона жизней в Ирландии – 1 миллион жертв от голода и болезней, как его следствия! Вызвало это крестьянскую революцию в Ирландии? Нет, это вызвало массовую эмиграцию из страны, в то время – в США. В силу повышенной смертности голодающего населения Ирландии и растущей эмиграции население страны в период с 1845 по 1881 гг. сократилось с 8-ми с лишним миллионов до 5-ти с лишним миллионов, т.е. на 3 миллиона.

Аналогичные данные можно привести по истории скандинавских стран, например, Швеции. В 1867 г. в стране разразился страшный голод: затяжная зима и холодная дождливая весна вызвали неурожай хлебных и кормовых культур, не позволили заготовить сено для скота. Голод и болезни на его основе унесли много жизней. Шведская пресса того времени была полна душераздирающими рисунками: умирающая от голода мать с мертвым ребенком на руках, оставшиеся в живых дети пытаются жевать башмаки или обдирать на дворе кору с деревьев.

Как и в России, общественные силы Швеции старались привлекать внимание к трагическим событиям в стране, выделять наиболее тяжелые моменты и тем самым организовывать помощь нуждающимся. Каковы были социальные последствия голода у шведских крестьян? Те же, что и в Ирландии: массовая эмиграция в США, начавшаяся со второй половины XIX века. За этот период и по 20-ые годы из Швеции эмигрировало 1,3 миллиона человек. По числу эмигрировавших Швеция занимала третье место после Ирландии и Норвегии – вот это и были самые голодающие страны в Европе в XIX в.

Все, что известно о голодных годах в России, ясно показывает, что как в России, так и в других европейских странах голод был одним из результатом природных катастроф и что для ликвидаций его последствий никакие революции были не нужны (да, они и не происходили!), а нужны были объединенные усилия государства и общественных сил, что как раз и имело место. Попытки же сторонников отмеченной тенденции доказать, что в царской России голодные годы были чем-то отличным от других стран, что и привело.., выглядят, как оправдательные речи перед судом истории сторонников тех сил, которые в 1917 году столкнули Россию в пучину бедствий.

3. Промышленная и прочая отсталость. Этому в книге Д.Зыкина уделяется много внимания, в том числе, мифам о безграмотности народа, не имевшему доступа к образованию.

— В начале XX века наша страна была на подъеме», — решительно заявляет автор и приводит данные из ряда фундаментальных исследований об экономическом развитии России указанного периода. При этом, Д.Зыкин, что очень важно, приводит данные в динамике развития. Например, он показывает, что доля России в мировом промышленном производстве, составлявшая в 1881-1885 годах 3.4%, в 1913 году достигла 5.3%. В книге не отрицается, например, безусловное превосходство США, доля которых в мировом промышленном производстве в 1913 году составляла 35,8%. Но и доля Великобритании в 1913 году составляла 14,0%, что, однако, не заставляло представителей английской общественности вопить «Да здравствует республика!» Приведенные в книге данные свидетельствуют о том, что к началу XX в. Россия входила в число пяти крупнейших по уровню экономического развития государств мира, наравне с США, Германией, Англией и Францией. И «отставанием» данную ситуацию не назовешь.

Позиция Д.Зыкина подтверждается и выводами историка В.Д.Пузанова, отрывок из работы которого был приведен выше. Так, он сообщает данные американского исследователя Р. Кеннеди о том, что к 1900 г. Россия занимала 4-е место в мире по уровню мирового промышленного производства, ее доля составляла 9%. При этом темпы роста российской экономики на протяжении длительного периода 1890-1914 гг. являлись самыми высокими среди 5 ведущих промышленных государств мира. К 1917 г. в России было построено 81 тыс. км железных дорог, с 1880 г. строилось свыше 1,5 тыс. км в год. Даже в годы войны промышленность России продолжала расти (теперь в основном за счет военного производства). После небольшого спада в 1914 г. – 1,3%, в 1915 г. прирост составил 10,8%, а в 1916 г. – 10,2%. Только в 1917 г. после начала революции происходит глубокий спад в промышленности – 20,2%. В результате только в годы правления Николая II русская промышленность учетверила свою производительность.

В последние годы вновь полюбилось обращение к сталинской индустриализации как примеру эффективной экономической политики. При этом забывают присовокупить, что сталинская индустриализация расцвела на рабском труде ГУЛага, созданном по личному приказу Сталина. В этом и заключалась «гениальная» мысль вождя – загнать большой народ в «исправительно-трудовую» систему, т.е. заставить трудиться бесплатно, как рабов, только за скудное содержание.

Обычно победную поступь сталинской индустриализации подают таким образом. Всего через четыре года после начала индустриализации в СССР, в 1933 году на пленуме ЦК ВКП (б) И.В.Сталин монотонным голосом перечислял проделанное: «У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь… У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь…». Дальше можно не продолжать, поскольку возникает вопрос: у кого это, у нас? У Вас в Грузии всего этого явно не было, а у нас в России очень даже было, причем задолго до Вас!

Сталинскую индустриализацию следует рассматривать в сравнении с той индустриализацией, которая осуществлялась в Российской империи. В начале 1918 г. А.П. Мещерский, один из промышленных и финансовых творцов великолепного «серебряного века» в России, который был периодом не только расцвета всех областей культуры, но и мощного экономического развития страны, согласился пойти на переговоры с представителями правительства Ленина, предложившего организовать смешанные общества из акционеров крупных российских предприятий, с одной стороны, и Советской властью, с другой стороны («государственный капитализм»). Мещерский составил проекты уставов для национального общества объединенных металлургических, механических, машиностроительных, судостроительных, паровозостроительных и вагоностроительных заводов, т.е. тех предприятий, руководством и развитием которых он занимался (заводы Сормовский, Коломенский, Выксунский, Белорецкий и др.).

Интенсивно в Российской империи развивалась и авиационная промышленность. Век мировой авиации открыл изобретатель контр-адмирал Можайский А.Ф. (1825-1890). Отцом русской авиации стал Н.Е. Жуковский (1847-1921). В 1916-1917 гг. в России работало несколько заводов, выпускавших самолеты. К 1917 г. российская авиация опиралась на современную, хорошо организованную структуру: более 300 частей и учреждений, 35 000 военнослужащих, 1500 самолетов. А вот Октябрьский переворот и спровоцированная красным террором Гражданская война нанесли тяжелый удар, от которого пришлось оправляться много лет. Особо болезненной была потеря кадров. В 1919 г. эмигрировал известный конструктор И.И. Сикорский (о нем говорится и в книге Д.Зыкина), уехал в США поднимать американскую авиацию. В Императорской России начал свою деятельность и основоположник теоретической космонавтики К.Э. Циолковский.

На каком основании подают сейчас сталинскую индустриализацию, как единственный шанс для России стать промышленно развитой страной?! Россия стала этой страной задолго до Сталина, уже к началу XX в. войдя в число пяти крупнейших по уровню экономического развития государств мира. И не потеряй российское общество несколько страшных лет на Гражданскую войну и на разруху после нее, не понеси миллионы жертв террора, как ленинского, так и сталинского, то стала бы еще успешней и сильней. А как развивались бы остальные 14 союзных республик СССР, не знаю, ничего не могу сказать. Впрочем, тоже, наверное, не пропали бы.

Так вот, о «сталинском расцвете». Прославлять этот «расцвет» (ну, как же! за четыре года создали всю тяжелую промышленность, такое вот чудо!) можно только отодвигая в тень и практически замалчивая то, что народ России создал до советской власти. Причем, не только замалчивая заслуги, но и клевеща на народ, выставляя его отсталым, забитым, прозябавшим в бедности и отсталости, с которым только так и можно было обращаться. Пусть кто-нибудь попробует спросить у сталинистов: вот ведь во Франции авиация без революции и террора развивалась, а свои трактора они начали только после Второй мировой войны выпускать, и ничего, в неразвитые страны не были зачислены! И наверняка получат в ответ: так, то ж во Франции! А Россия такая вот паршивая страна, что только через террор и ГУЛаг можно было выйти на производство тракторов и ситца.

Теперь о пресловутом стереотипе о безграмотности и культурной отсталости большинства населения дореволюционной России. Д.Зыкин напоминает о стандартных рассуждениях на тему о том, что «проклятый царизм» не пускал к просвещению «кухаркиных детей», и о том, что до сих пор даже в среде людей, скептически относящихся к большевизму, принято считать неоспоримыми достижения советской власти в сфере образования. В книге приводятся данные о том, как в общих чертах выглядела система образования в России накануне революции. Первая ступень – начальное образование (3-4 года), вторая ступень – гимназия либо курс высших начальных училищ, третий этап – вуз. В 1913 году абсолютное число учащихся гимназического уровня в России достигло 677,1 тыс. человек, т.е. 4,0 на 1000. Для сравнения автор приводит Францию той же эпохи (данные за 1911 год), где число «гимназистов» было 141,7 тысяч человек или 3.6 на 1000.

Дополню эти данные отрывками из моих исследований. Кому не доводилось слышать, что вот если бы не советская власть, то ты, который из деревни, так и остался бы коров пасти и не имел бы никакого доступа к образованию, от чего рукой подать до ненавязчивого вывода о том, что правильно было для утверждения советской власти так много крови пролить и страданий людям причинить, зато все стали учиться в школах, а потом – в вузах. Обращение к истории земств, в частности, и к русской истории периода «золотого века» и «серебряного века», вообще, разрушает миф о том, что «только после 1917 года» народные массы в России стали приобщаться к знаниям и культуре. Как раз со второй половины XIX в. дело народного образования в России получило интенсивное развитие.

Это был результат сознательной деятельности как государства, так и общественных сил разной социальной и политической принадлежности. Специалист по школьному делу либеральный деятель того времени Н.А. Корф в конце XIX в. писал: «Чем образованнее и развитее массы, тем выгоднее для права собственности и общественного порядка, на которых зиждется государственная жизнь» (Русские ведомости. 1885, № 353, с. 3). Большой вклад в дело народного образования внесли органы земского самоуправления. Им удалось создать новый тип школы: со временем и казенные, и церковные школы стали действовать по образу и подобию земских. Исследователь земских учреждений Г.А. Герасименко писал, что за полвека земскими учреждениями было развернуто около 30 тыс. школ, в которых одновременно обучались 2 миллиона детей; земства подготовили 45 тысяч учителей, которым улучшили условия работы, повысили заработную плату.

Представления о подавляющей неграмотности русских крестьян, распространяемые в советское время, явно, питались статистической казуистикой. В этнографических исследованиях, проводившихся в середине 1880-х гг. Этнографическим бюро князя В.Н.Тенишева во Владимирской губернии, относительно грамотности крестьян, было зафиксировано: «Почти все крестьяне моложе 30 лет – грамотные…». Но крестьянский труд, основанный на опыте и традиции, не требовал использования грамоты: «Писать приходится редко, – продолжаем мы читать в отчетах Этнографического бюро, – …мужики к 40 годам полностью разучиваются писать, а могут поставить только имя и фамилию. Лишь немногие сохраняют навык к письму… Совершенно не имеют случаев писать женщины…» (Быт великорусских крестьян – землепашцев. Этнографическое бюро князя В.Н. Тенишева. СПб., 1993. С.162-163). Интересно, на какую возрастную группу русских крестьян опиралась советская пропаганда, распространяя по миру миф о почти полной безграмотности русских крестьян? Западный человек почти ничего не знает о русской истории, но о пресловутой безграмотности знают все.

Однако промышленный подъем в России с конца XIX в., рост городов повысили спрос на образованных людей, а спрос затронул все слои общества, в том числе, и крестьянство. В России стало расти число профессиональных училищ и вузов. Причем в создании многочисленных училищ с подготовкой специалистов по разным специальностям активно проявлялась как государственная политика, так частная и общественная инициатива. В 1913-1914 гг. в коммерческих училищах, если смотреть по занятиям родителей, 25% составляли представители вольных профессий, 34,5% – торговля, промышленность, 9,1% – дети ремесленников, рабочих, прислуги, а 13,5% – крестьяне. К 1914 г. количество вузов в России достигло 105, особенно быстро росло число новых политехнических институтов. Социальный состав студентов Петербургского политехнического института в 1914 г. был следующим: дети дворян и чиновников – 33,6%, мещан и цеховых – 22,7%, крестьян и казаков 18,8%, а в составе 5 втузов Москвы: дворяне и чиновники – 26,5%, крестьяне – 5% и казаки – 22%. В Донском политехническом институте в Новочеркасске, открывшемся на пожертвования Войскового совета и частных лиц в 1915 г., детей дворян и чиновников было 25%, мещан и ремесленников – 26%, около 20% казаков и военных, крестьян – 22%.

В 1906 г. в Петербурге открылся первый в мире технический вуз для женщин – Политехнические женские курсы. Курсы имели четыре отделения: архитектурное, инженерно-строительное, электромеханическое и химическое. С 1915 года курсы стали институтом, его выпускницы получали звание инженера. В 1916 г. там училось 1500 студенток, к этому времени были выпущены 50 женщин-инженеров (В.П. Лейкина-Свирская, Русская интеллигенция в 1900-1917 годах. М.,1981. С. 5-17).

В русле общедемократического стремления дать доступ к культуре и образованию широким слоям населения, которым была пронизана жизнь российского общества «серебряного века», в 1880-е годы началось строительство Народных домов в качестве культурно-зрелищных, просветительских клубов для средней интеллигенции, мелких чиновников, студентов, солдат, рабочих. Билеты были недорогими для того, чтобы дать возможность малоимущим слоям приобщиться к высокому искусству. К началу XX в. в Петербурге функционировало уже около двадцати Народных домов.

На все подобные аргументы приходится слышать вопрос: «Если все было так хорошо, то почему же произошла Февральская революция?» Неужели непонятно, что именно поэтому и произошла!Только это была не революция, а как сказано в начале – классический государственный переворот, совершенный представителями высшей военной элиты и либеральных кругов, а также группой промышленников и при содействии иностранных держав.

Заговорщики, как явствует из книги, именовали себя Прогрессивным блоком и оправдывали свои действия планами осуществления демократических реформ, хотя попытка «реформ» в военный период должна характеризоваться как политическое преступление. Совершенно очевидно, что заговорщиков подталкивала к действиям амбициозная мечта перехватить власть над великой страной, переживавшей подъем экономического и культурного развития, причем – в преддверии военной победы. То, что свержение Николая II было намечено и осуществлено накануне общего весеннего наступления 1917 года, красноречивый факт для меня, историка. Мне не надо считать винтовки и подметки от сапог, чтобы понять, что в весеннем наступлении русская армия шла к победе. Достаточно обратить внимание на то, что в первых документах Временного правительства за март-апрель 1917 г. был озвучен призыв «Война до победного конца». Поскольку чудес не бывает и за месяц своего нахождения у власти Временное правительство не могло бы кардинально изменить «тяжелое положение страны» на возможность ведения войны «до победного конца», следовательно, русская армия в начале 1917 года была готова к успешному ведению военных действий. Эту-то обстановку великолепно учитывали высокопоставленные заговорщики: перехватить власть в судьбоносный момент, все неудачи списать на свергнутого императора, а победу приписать себе и объявить себя подлинными спасителями отечества.

Какие выводы родились у меня после прочтения книги Д.Зыкова?

1. Десятилетие от русско-японской войны и до Февраля 1917 г. не было
временем поражений в отсталой стране, руководимой прогнившим режимом. Динамика развития России вывела ее в пятерку наиболее развитых стран мира. Не надо приписывать Николаю II «проигрыш» в Первой мировой войне. Послефевральский хаос – целиком и полностью на совести отстранивших его от власти заговорщиков, составивших Временные правительства.

2. Россия – страна с великим прошлым. «Серебряный век» в российской истории содержит опыт эффективной индустриализации без ГУЛага, интенсивного развития хозяйств – производителей товарного зерна без бесчеловечной коллективизации, подъема в области культуры, образования, науки без инквизиторской опеки со стороны государства.

3. Весь этот исторический опыт должен получить объективное освещение в исторической науке и в системе образования для того, чтобы российское общество получило возможность воспитываться на образах своего «светлого прошлого», как это происходит в других странах. Пока черный пиар заслоняет от нас позитивный образ дореволюционной России, для воспитания патриотизма, о котором так много говорят сейчас, остается только отрезок около тридцати лет, приходящихся на сталинский период, который в последнее время стараются трактовать в таком ключе. А это не просто мало, это – явный тупик: начало русской истории у нас – это выдуманная версия в норманистской трактовке, изначально поддерживавшаяся представителями либерального и левого направлений, а конец ее дореволюционного периода – это выдуманная версия «темного прошлого», созданная сторонниками тех же либеральных и левых идей.

Лидия Грот,
кандидат исторических наук